Только чтобы Дара мне поверила и опомнилась, пришлось самому почти поверить в то, что вот-вот – и нажму. Так, чтобы обмана было – с ноготь, не больше. Иначе никак. Она ведь у меня девочка умная… просто смотрела неправильно. А сейчас включит мозги – и все поймет, и блеф мой дурацкий, и то, зачем он нужен был.
Страх-то у меня есть – страх, что сделаю я глупость и из-за глупости этой дело завалю.
– Дара…
– Что?
– Дурость ты сейчас делаешь.
– Какую?
– Думаешь не о том… о чем думать надо.
– А о чем надо?
– О том, чтобы дойти.
– А если, – медленно говорит она, – я не могу думать ни о чем ином… лишь о нас? О тебе? Сергей… неужели ты не понимаешь?..
– Понимаю. Все я понимаю.
Дара коротко так головой качнула.
– Не верю.
– Веришь. Я ведь люблю тебя. А ты – меня. Как же, – говорю, – можно любить и не понимать, не верить?
– Можно, Сергей.
– Нет. Или, – говорю, – это не любовь настоящая, а черт-те что с розовым бантиком.
– Можно. Любят сердцем, не умом.
– Угу. Только… мы с тобой на войне, королева, а на войне и сердцу приказывают. Еще как приказывают.
– И как же?
– Просто. Так приказывают… что солдат, у которого сердце в клочья разорвалось… письмом… белым таким, треугольником… что жены и детей у него нет больше, одна бомба – и все. А он идет и берет «языка», живым берет – одного из них! И тащит на себе, ползком через «нейтралку»… он его дотащил до наших окопов целого, а еще дотащил в себе две пули и до санбата уже недотянул. Так вот приказывают. А ты – королева! – романтику тут разводишь… розами на киселе.
– Принцесса, – тихо повторяет Дара. – Да… я – королева! Знаешь…
– Знаю! – перебиваю ее. – Отлично знаю! Нагляделся…
…на капитана.
Конечно, сам он про это никогда и никому, даже внешне, по виду. Почти всегда. За год всего два раза – один, когда я случайно в окно избушки заглянул, и второй, так же случайно – разговор со старшиной услышал.
Капитану нашему было двадцать девять, старшине – чуть за тридцать, и мы для них были мальчишки.
И он не мог, не имел права ходить в каждый поиск, в каждый рейд… прикрыть, вывести из облавы, из-под огня!
Он даже плакать не имел права – на войне командиры не плачут.
Впрочем, капитан всегда был для нас больше, чем просто командир.
– Ты – королева. И у вас тут, похоже, это не просто титул, а еще и что-то вроде звания. На войне. А на войне рапорты о досрочной отставке лишь пули штампуют да осколки. По-другому…
И тут меня словно под локоть кто толкнул. Осекся, шагнул вперед, обнял ее, к груди прижал…
Минут пять мы с ней так стояли. Хотя, может, и больше. Потом Дара высвободилась, отстранилась чуть. Я глянул – глаза сухие… в отличие от гимнастерки моей.
– Все. – Голос у нее стал слегка подсевший, хрипловатый. – Я… поняла.
– Что?
– Тебя. Себя. И то, что ты прав.
– Ото ж, – улыбаюсь. – Глупо ведь зря сердце рвать и нервы расходовать. Проблемы надо решать по мере их важности и в порядке живой очереди поступления. И этот наш стихийно образовавшийся любовный треугольник… когда вернемся, сядем спокойненько и решим не хуже старика Пифагора.
– Если вернемся. Если мы сумеем вернуться… и если Карален нас дождется. Ты правильно сказал, Сергей: мы на войне.
– Нет уж, – говорю. – Ты с этим паникерским пессимизмом заканчивай. Нет никакого «если», одно «когда» имеется, и Кара меня дождется обязательно. А пока – отставить лирику и сопли, крайне неуместные в боевой обстановке. Нам еще через здешний гадюшник топать и топать.
В этом пункте повестки ближайших суток я ошибся. Топать нам пришлось недолго – часа два от силы.
Пока к замку не вышли.
На эльфийской карте он обозначен не был… Новостройка… надо полагать.
Мне эта Дарина идея с самого начала не по душе была.
Стоит себе замок – ну и пусть бы себе дальше стоял. Хоть и черный. И то – странно было бы на землях Тьмы малиновый замок обнаружить или, скажем, желтый в розовую крапинку. А черный – это, считай, для здешних мест естественная деталь пейзажа.
С другой стороны, Дарсолана тоже во многом была права. Пройти мимо вражеского штаба и не попытаться при этом к ним в гости заглянуть – это, откровенно говоря, не по-советски и уж тем более не соответствует славным боевым традициям нашей отдельной разведроты.
Тем более, что слуг в замке и в самом деле оказалось всего ничего, а Дарина магия очень даже успешно меня от них скрывала.
Жаль, с самим хозяином не получилось.
Застукал он меня в картинной галерее. По крайней мере, я так лично для себя этот зал на мысленном плане замка обозначил.
И ведь… крадусь себе спокойно вдоль стены, никого не трогаю, и вдруг из-за дальней колонны черный маг выходит. А «шмайссер» одновременно с этим оживает, вырывается, из рук и улетает в дальний угол вместе с пистолетом, финкой и гранатами.
Ладно.
В конце концов, у меня еще полный карман талисманов и амулетов остался – должны ж они хоть когда-нибудь сработать? И вообще… хоть я и без оружия теперь, но главное-то вооружение разведчика – голова – у меня пока что на плечах. Притом, что колдун этот меня всего-то на полголовы выше… и без автомата справлюсь. Не таких укладывали.
Черт, думаю, это что ж у меня теперь должность такая – черных магов пинками выносить?!
– Эй, дядя, – спрашиваю, – скажи-ка, а что это у тебя там за картинка на стене? Небось великий Эльехо?
Картиночка, правда, на мой взгляд, была так себе: здоровенный мужик в одних трусах, с мечом – меч тоже здоровый, вроде Дариного – собрался какого-то звероящера забивать. Звероящер явно под дракона косил, но размерами не вышел – нормальный-то дракоша раза в три побольше.